Николай Анисимов - о песнях, людях и самолётах

Сегодня у меня интервью с удивительным человеком. Он не летчик, но его знают и любят, пожалуй, все летчики России, Белоруссии и других республик бывшего СССР за его песни о военной авиации. Это автор-исполнитель, военный тележурналист и неофициальный голос пилотажных групп России, подполковник запаса Николай Анисимов.

- Ты настолько разноплановый человек, что я не сразу решил с чего начать беседу. Про твою военно-музыкальную семью довольно подробно написано в Википедии, поэтому не буду повторяться. А вот правда ли, что ты подавал документы в лётное, но не прошел по зрению?

- Нет, я не подавал документы в лётное. Хотя, сколько себя помню,  хотелось быть именно летчиком. Но лет в четырнадцать у меня начало подсаживаться зрение. Мне его даже вроде восстановили. Как выяснилось потом - восстанавливали неправильно - оно опять село. Не катастрофически, но с очками. Конечно, речи о летном училище уже не шло. Тем не менее, я себя видел если не летчиком, то однозначно военным. Папа - военный, брат старший - военный, дед – опять же военный, на Курской дуге погиб. Поэтому дальше я уже  рассматривал те военные училища, куда с таким зрением могли взять. Инженерный профиль позволял. Это было училище в Ленинграде, которое  заканчивали отец и старший брат. Туда я и пошел.  Хоть я и не родился в Ленинграде, но искренне считаю его своим  родным городом. У меня мама – блокадница. Думал – окончу училище,  дослужу до генерала (смеётся) и на дембеле осяду в родном Питере.  Но судьба распорядилась так, что родным городом для меня в итоге стал Минск.  А авиация, как говорится, осталась в моем сердце навсегда.

- Наверное, «нужные книги ты в детстве читал», в том числе и про летчиков?

- А как же. В советское время трудно было найти школьника, который не был бы записан в какую-то библиотеку. Я был записан в три! Кроме того,  дома была достаточно серьезная книжная коллекция.

На то время у меня чуть ли не настольными были книги «Верность Отчизне» Кожедуба, «Небо войны» Покрышкина, «Полярный летчик» Водопьянова, это навскидку. Ах, да! Ещё «Три повести о Малыше и  Карлсоне»! До сих пор почти  наизусь помню. Кто скажет, что Карлсон не лётчик? Вернее, вертолётчик (смеется).   Также зачитывал до дыр журнал «Вестник воздушного флота», «Технику молодежи» покупал, чтобы там был раздел с самолетами. Обязательно у отца из воинской части утягивал журналы «Иностранное военное обозрение» - было такое чёрно-белое издание про боевую технику империалистов. Там в каждом номере, в серединке были цветные страницы с «вражескими» самолётами и вертолётами. Там же их краткие характеристики.  Вот я их исправно  вырезал и клеил в специальный альбом. Получился такой некий прообраз современных иллюстрированных авиационных энциклопедий. Модели клеили с братом… В общем, все, что было связано с авиацией, меня притягивало.

- В 88-м ты окончил училище, а в 91-м уже написал песню «Я летчик». Получается, эту песню ты написал, служа совершенно не по профилю летчика.

- «Я летчик» - одна из первых авиационных песен. Причем, она мне кажется достаточно простой, и я все время удивляюсь, почему ее так выделяют. Наверное, потому что она написана от души. Я тогда служил в Лиде, а это очень авиационный город. Там крупный аэродром, и дивизия там стояла такая геройская – гвардейская штурмовая. У меня одноклассник в этом соединении служил, летал. Ну и служебное положение мне позволяло спокойно посещать аэродром, поэтому я там проводил много времени.

У меня были неплохие отношения с командованием дивизии. Хоть я и был молодой лейтенант, но приходилось с ними общаться по роду службы. Ну, а у меня постоянно вопросы, вопросы… И не по своей работе, а по авиации. Это сейчас в интернет залез и всё узнал. А тогда, во-первых, много чего было засекречено с перебором, скажем так. Это сегодня почти любую информацию ты спокойно выцепить – а что здесь, а какое вооружение, а какие скорости, а что происходит, если вот так или так? В те годы я в этой среде лётной крутился плотно. Конечно же видел чем живут авиаторы, их проблемы.  Время было тяжелое – 1991 год. Дальше было еще тяжелее…И бесквартирье сумасшедшее, потом уже проблемы с техникой и так далее. Это все через сердце, наверное, и проходило.

Собственно говоря, песню о летчике я написал вообще буквально на коленке. Я помню, как это было. Хотя далеко не все песни помнишь, как  писал. А здесь я шел из одного военного городка в другой. По железной дороге, по которой возят боеприпасы, керосин  на аэродром. Сел на рельсу, положил дипломат на колени и написал. Но песня со временем менялась.

Менялись времена. В первом варианте, к примеру, военторг светился, которого сейчас нет в том, советском виде, когда магазинные полки пустые были. Да и  с квартирами сейчас ситуация другая. Теперь я пою этого «Летчика» - модернизированный, как я говорю, вариант (смеется)…

- То есть получилась настоящая «Я летчик-М»…))

- Точно! Может даже «Я лётчик-М2». Но вообще активно именно про авиацию я стал писать уже где-то на исходе службы. Особенно, когда стал военным журналистом, то есть в 2000-е годы. Потому что больше получалось заниматься авиационной тематикой, и все больше друзей в этой сфере стало появляться.

- А как ты попал в тележурналистику?

- В 1993 году я перевелся в Минск. Примерно в это же время стала формироваться телекомпания «ВоенТВ». Она находилась в том же корпусе Генерального штаба, где я служил. Телекомпанию возглавил бессменный до сих пор, генеральный директор Сергей Леонидович Мальцев.  В Лиде он был заместителем начальника гарнизона. У меня с ним  сложились хорошие приятельские отношения.  Со временем они переросли в крепкую дружбу.

Работа на «ВоенТВ»  была мне интересна, я туда постоянно ходил. Это сейчас  все  несколько зарегламентировано, а тогда, в середине 90-х годов, больше позволялось, скажем так, экспериментировать. У меня были какие-то идеи, что-то подсказывал, пару песен даже написал под титры программ  «ВоенТВ» - «Марсово поле» и «Арсенал-Эксклюзив»…

И вот в 2004 году, когда я уже пять лет, как находился в запасе,  Мальцев предложил мне вести программу «Анфас». (Расшифровывается, как «армейские новости, факты, актуальные события»). Сначала я отказывался, но он меня уговорил, и с того времени я больше окунулся в телевидение.  Но именно как ведущий. Глубоко в тележурналистику не забирался, репортажи готовили другие, хотя иногда я что-то писал сам. Об авиации, естественно.   В принципе, вести программу мне оказалось не сильно сложно. Ведь до этого я много работал на сцене с микрофоном и гитарой. В чём-то это сродни тому же телеэфиру.   В итоге, работаю на «ВоенТВ» уже 16 лет.

(Военному журналисту приходится и побегать)

- Но ты же еще и корреспондент программы «Смотр» на НТВ…

- Да, в 2008 году я умудрился устроиться в телекомпанию НТВ. Вот там уже я работаю именно как корреспондент. Я оказался на какое-то время в Москве, бездельничать не хотелось. Ничего бы не получилось с телевидением, если бы не приятельские отношения с Сергеем Кузнецовым. Это бессменный руководитель программы «Смотр».

Мы были знакомы благодаря авиационной теме в интернете. Он был очень известным на то время авиационным блогером, уже много лет проработавшим на НТВ. Не все знают, что Сергей тоже не профессиональный журналист. У  него образование – знаменитый МАИ! Специальность по кафедре «Динамика полёта, управление полётом и лётные испытания».  Ничего себе, у нас шеф! Да? :)) «Смотр», конечно, не авиационная программа, но всё-таки «лётный уклон» присутствует. В то время как раз освободилась «клетка» корреспондента.

В военном плане для меня вообще проблем не было, потому что та служба, которая у меня была за плечами, она была связана почти со всеми родами Вооруженных Сил. Ну разве кроме ВМФ, которого в Белоруссии нет, как класса.) Любой другой вид войск я знал достаточно глубоко. Но всё-таки корреспондент – это не ведущий. Это журналист.  И у меня были сомнения.  Но Сергей сказал: «Песни пишешь, значит репортаж «слепить»  тем более сможешь!»… 1 сентября будет двенадцать лет, как я работаю на НТВ.

- То есть тебе постоянно приходится ездить из Белоруссии в Россию и обратно?

-  Ещё как постоянно! В этой связи меня нередко спрашивают, кем я себя больше чувствую – россиянином или белорусом? Я всегда отвечаю, что ощущаю себя советским)). Это не то чтобы ностальгия, но я всегда гордился  и горжусь той страной, в которой родился. И по-прежнему  считаю ее великой.

- Как военкор, ты много лет знаком не понаслышке с житьем-бытьем в современной российской военной авиации, можешь сравнить разные периоды. Что тебя сейчас радует и какие   проблемы сегодня  ты считаешь  заслуживающими внимания?

Радует многое, сколь немало и огорчает…  В первую очередь радует то, что наша военная авиация не то, что оживает. Она буквально возродилась. Ты сам помнишь жуткие времена девяностых, когда  сотни, если не тысячи лётчиков оказались никому не нужны и ушли даже не в «народное хозяйство», как сказали бы в советское время, а вообще в пустоту. Другие, которым довелось остаться в армии, жили иной раз впроголодь, не редко семьями на раскладушках в спортзалах, если не в палатках.  Это не выдумки. Я это лично видел, когда полки выводили из европейских групп войск чуть ли не в чистые поля. А потом  по воле наших заокеанских «друзей» начали уничтожать самолёты. 

Я никогда не забуду картину, которую когда-то довелось увидеть в Энгельсе  - десятки разрезанных бомбардировщиков в поле. Жуткое зрелище. У нас из Лиды увели на уничтожение целый полк МиГ-27К. «Двадцать седьмой» с «Кайрой», кстати, один из моих любимых самолётов. Да что я тебе говорю – твоя родная истребительно-бомбардировочная авиация в те годы исчезла как класс. Не стало десятков лётных училищ…

- Да, не очень веселые времена.

- Потом ситуация поменялась в корне. Даже не  верилось, что так может быть.  Новейшая техника. И с заводов, и серьёзно модернизированная. Керосин, ресурс, налёт! Жильё, в конце концов. Зарплата адекватная. Наконец-то вернулся престиж профессии.  Но без ложки дёгтя не обойтись. Не знаю – мировой экономический кризис ли виной или какие другие процессы, но если с техникой всё оставалось и остаётся неплохо, то с людьми опять проблема. Та зарплата, которая лет пять-шесть  назад казалась вполне нормальной, сегодня снова обесценилась. Особенно на фоне заработков гражданских лётчиков. Она может отличаться в разы. А это ой, какой серьёзный мотив поменять ручку, к примеру, Су-27 на штурвал «Боинга». Ладно, когда на гражданку уходит лётчик, который отлетал, к примеру, полтора-два десятка годков, отдав свои лучшие годы жизни защите Родины, как бы пафосно это не звучало. Но когда молодые лейтенанты, придя из училища, начинают считать дни до окончания своего первого контракта, чтобы уйти в ГВФ… Это же катастрофа. 

- Ты слышал, что опять обещают улучшения?

- Да, недавно слышал, что военное ведомство эту ситуацию начинает решать именно путём существенного увеличения денежного содержания. Хорошо, если это действительно так. Ведь согласись - когда у тебя семья за плечами, то не каждому до лётной романтики. К слову о романтике. Её очень мало в профессии военного лётчика. Но даже ту небольшую толику, которая может и присутствует в лётном деле, сегодня нередко убивают начисто. Это я ко второй ложке дёгтя, которая меня сильно расстраивает.  Мне нередко приходится слышать от авиаторов, с которыми мы работаем как военная телепрограмма, что они служили бы и за эти деньги. Служили б, если бы их  не «доставали» на земле различные «пехотные начальники» с непонятными и нередко откровенно глупыми «наземными задачами».  Про пехоту, конечно, не в обиду доблестным мотострелкам сказано)) - ты понимаешь, о чём я.

Разговариваю недавно с одним молодым лётчиком, которого я с пеленок знаю – сын моего близкого друга. Друг  тоже ещё летает. Так вот парнишка мне рассказывает: «Дядя Коля! Получил я тут давеча двойку на проверке. Зачёты сдавали московской комиссии. Я неправильно рассчитал  количество часовых в карауле, необходимых для организации охраны воинского эшелона…»  Может я чего-то не понимаю? Зачем глубокие  знания в этой области молодому старлею, которому гораздо важнее досконально разбираться в своей профессии, главная задача которой – уметь воевать в воздухе!  Такое чувство, что у людей намеренно отбивают желание служить.  Может, я излишне резко рассуждаю, может в чём-то и неправ, но уж как есть. 

- Благодаря работе военкора ты не раз летал на тренировках и на сам День Победы над Красной площадью. Как ощущения?

-  Первый раз я летел на параде 9 мая 2009 года. Летал на Ми-24 пилотажной группы «Беркуты» Торжокского авиацентра. На борту я тогда оказался… Ну, можно сказать контрабандой)).  Не буду подробности расписывать. Хоть и больше десятка лет прошло, но мало ли…   С 2010 года журналисты летают официально. Просто нужно получить согласование в Департаменте информации и массовых коммуникаций Минобороны. Ну, или «не просто»…)   В крайние годы поменьше журналистов на борт берут – больше позволяют просто камеры повесить. Но был период – нас много летало.  А тогда в 2009-м я один такой был. И у меня эмоции… Сказать что зашкаливали - ничего не сказать! Я словно остался там – в небе!  

Потом уже не то что привык, а просто другие ощущения. Они скорее профессиональные. Ты больше думаешь о том, как бы картинку хорошую снять, правильно ли установили камеры. Но даже не это главное.  Может это странно звучит, но я  все время ставлю себя на место летчика. И очень волнуюсь. Любой нормальный пилотяга, который во всем этом участвует – переживает. Да и командование нервничает: дай Бог, чтобы все прошло  штатно, безаварийно и т.д.

И я не за себя волнуюсь. За ребят. Даже когда на земле пилотаж комментируешь – переживаешь. Хоть и понимаешь, что в небе работают профессионалы, а всё равно ничего не можешь с собою поделать. Сам знаешь - элементы случайности или какого-то невезения - они бывают. Вон - Ткаченко ушел в полёт… Ушёл и не вернулся… А это летчик был с большой буквы. Он погиб там, где не должен был погибнуть по определению, а тем не менее…

И вот над Кремлем, когда летишь, в первую очередь у меня мысли – дай Бог чтобы все прошло нормально. Потому что иногда на тренировках приходилось летать в очень сложных условиях. Помню, несколько лет назад, на генеральной репетиции мы взлетали с Кубинки. Погода была - ПМУ. А только пересекли Московскую кольцевую, как попали в сумасшедший снежный заряд! И это в мае! Туман и снег – просто невероятно. Группа настолько сжалась в плотный строй, что было жутковато. Вертолеты так близко друг к другу шли, что  лица лётчиков было видно не только на ближайшем борту, но даже на следующем. Соседний вертолёт вёл мой друг (к слову сегодня он большой командир). Я никогда не забуду его лицо. Сверх сосредоточенное, словно высеченное из камня. Я видел насколько невероятно ему тяжело.  Именно после таких полётов лётчики выбираются из кабин мокрыми от пота. Разве тут не будешь переживать…

- Большинство летчиков, тебя знают именно как исполнителя авиационных песен. И концерты проходили в самых невероятных местах, в том числе в полевых условиях и даже под крылом самолета. А какие ещё нестандартные выступления можешь вспомнить?

- Ну, под крылом, может и нельзя сказать «нестандартное» – скорее наоборот… Вон, даже песня  Пахмутовой есть: «Под крылом самолёта о чём-то поёт…» (смеётся). Но, конечно, бывали и необычные концерты, которыми я даже горжусь – два выступления в ЦУПе, то есть по связи, для космонавтов на МКС. Оба раза в то время командиром экипажа был летчик-космонавт Олег Новицкий, мы с ним дружим крепко. Это был прямой эфир и петь было очень сложно. Потому что ты себя слышишь с экрана, а связь идет с приличной задержкой. Ты поешь уже, к примеру, припев, а с экрана на тебя идет куплет. Чисто технически для ушей это сложно, но зато было интересно.

Еще необычное место – доводилось как-то на подводной лодке выступать со своими авиационными песенками (смеется). Ну, понятно, что пел там не только «лётную тему». Так получилось, что нас на лодку  с «Русскими витязями» и «Стрижами» пригласили.   Они выступали на международном военно-морском салоне, а я был комментатором показа. На борт было очень сложно забраться. Вернее, спуститься. Да ещё и  протащить туда гитару.  Это было неожиданно и смешно. Помню, я ещё подумал – толстяки на подлодках не служат. По крайней мере, на дизельных))…

- И все же под крылом Су-34 тоже не самое обычное место. Снимок получился отличный)).

- Под крылом было в Сирии, я там в разных местах выступал. Дождь тогда шел, и мы там с небольшой группой товарищей были. Этот снимок, где я пою под крылом самолета, мне самому нравится. Это было в самом начале войны. Я там много раз был, но вот это выступление больше всего запомнилось. Летали с группой «Агата Кристи» и её лидером - Вадимом Самойловым.  Это было то время, когда интенсивность боевых вылетов была просто запредельная. Даже я, неплохо разбираясь в авиационной теме, был просто поражен. В том числе и работой техников и вооруженцев, которые обслуживали самолеты в таком интенсивном режиме…

Ну и грохот запомнился - когда ты выступаешь, а Су-24 включив форсаж идёт на взлет, ты понимаешь, что не перекричишь, поэтому перестаешь петь текст, а просто долбишь аккорды на гитаре. Взлетел –  поешь дальше. Пока выступал, человек тридцать из этого класса предполетной подготовки убежало на задание, столько же вернулось. И это все в течение концерта. Наверное, тогда и  понимаешь, что ты действительно где-то на войне…

- Специально почитал комментарии на Ютубе к твоим песням, нередко пишут, что проняло до слез. Ты видишь реакцию зала? 

- Как вытирают слёзы на концерте, я периодически вижу. С одной стороны, не скажу, что меня это радует. Кто-то из великих артистов сказал, что заставить зрителя плакать легче, чем заставить его смеяться. Меня всегда немножко огорчало, что у меня мало  песенок, которые могут улыбнуть.  Я вообще нередко говорю: «Человек я веселый, поэтому песни у меня в основном грустные».

С другой стороны, если человек плачет или потом подходит и горячо благодарит – значит зацепило, значит поверили в мою историю. Как сказать… У меня практически все авиационные песни написаны от первого лица. Даже если герой – самолет или вертолет, они сами поют, образно говоря. А раз от первого лица, значит я рассказываю свою историю. И если в нее не поверили, значит это не очень-то от души.

- Мне кажется, песня «Ми-8. Последний монолог» способна пронять вообще любого человека.

- Это песня, которую я практически не исполняю на концертах по причине ее исключительной грустности. Меня иногда уговаривают, я упираюсь, а если уж соглашаюсь, говорю: «Ну сами виноваты».  Она  написана очень давно. Наверное, в числе моих первых авиационных песен. Писал под впечатлением истории, когда при выводе войск из Афганистана погибли  командир легендарного «полтинника» -  50-го смешанного  авиаполка Александр Голованов и летчик-оператор Сергей Пешеходько. Они ушли на задание на Ми-24 и не вернулись… Это была такая обиднейшая потеря… Последняя авиационная потеря в афганском небе…

- Тебе пишут, что твои песни сподвигли пойти в летчики?

- Пишут постоянно, и меня это радует. Я никогда не ставил себе такой цели – писать для того, чтобы это сподвигло кого-то на что-то. Если вернуться лет на двадцать назад, то в те годы  мне казалось, что мои песни для людей моего возраста и тех, кто постарше. Значительно постарше. И когда спустя годы мне начали писать молодые люди, что благодаря моим песням выбрали для себя профессию летчика, меня сначала это удивляло, а теперь искренне радует.

- В интернетах написано, что у тебя в 2017 году был пилотаж со Светланой Капаниной на фестивале «Крылья Пармы», который произвел на тебя неизгладимое впечатление, расскажи.

- Да, со Светой Капаниной получилась забавно. Тот полет даже вылился в одну песню, посвященную именно ей. Светлана вообще уникальная женщина, я горжусь дружбой с ней. Причем история с песней началась давно. В далеком 2008 году мы были с ней на одном мероприятии, и я имел неострожность сказать, что начал про нее песню писать. Я действительно её писал.  Светлана же это запомнила и на протяжении многих лет меня потом спрашивала - как там песня?

И мне было так неудобно, потому что я начинал, потом выбрасывал, опять начинал… Не шло и все. И на концертах она иногда полушутя говорила: «Николай не хочет про нас, спортивных летчиков, песню писать, наверное, надо его на пилотаж свозить…»

А надо сказать, на пилотаж я до этого много на чём летал. К примеру,  на L-39 летал в задней кабине, когда работал с группой «Русь» - комментировал их показы. Плюс на спортивных самолетах. На Як-52 и других машинах. Причем с каскадом фигур и большими перегрузками. Но все это было не с Капаниной. Это существенное замечание. (смеётся)

И вот тогда на «Крыльях Пармы» буквально  случайно так получилось, что мне надо было полететь со Светланой… Чисто технический полёт – мне надо было показать ей зону завтрашнего показа. Мы забрались в самолет. В «Экстре» основная кабина задняя, поэтому я сел в переднюю. На меня посмотрели, кто там рядом был – известнейший воздушный видеооператор Артур Саркисян, Светланин фотограф-оператор Саша Володин и командир полка Игорь Бабкин. И вот тут Володин говорит загадочную фразу: «А наушники-то  с него наверное  сорвет». У Светы гарнитура была анатомическая – в ушки вставил и не видно её. А у меня  такие полновесные наушники. Ну, тут мне и стали их прикручивать скотчем бумажным к голове (смеется). Я насторожился))).

(На снимке: наушники скотчем примотаны, к полету со Светланой готов!)

А дальше - вперед. Взлетели, метров десять высота, Светка переворачивается, и я начинаю считать аэродромные плиты… Короче, у нее полный комплекс десять минут, мы летали двенадцать.   Вывернуть меня не вывернуло, но было, скажем так,  тяжеловато. Потом смотрели по акселерометру - перегрузки были от «минус трёх» до «плюс восьми». В общем, комплекс такой…  впечатляющий был. Мужики на меня после посадки смотрели с искренним сочувствием, но при этом и с уважением некоторым…)).

Вот после этого-то  я песню и написал. Стремительно!  (смеется). Она такая, шуточная. У нас со Светой витает мысль снять клип на эту песенку. Но меня гложет другая мысль - что надо опять лететь.  Обвесить всё камерами и снова кувыркаться. Скажу честно повторить «дословно» тот самый комплекс мне уже не хочется. Здоровье не то (смеётся) Ну может если только попроще что-нибудь…

- Скажи, ты мечтал стать истребителем, а вот сейчас, с высоты теперешних знаний об авиации и своего опыта, в том числе по перегрузкам, если бы ты мог поступить в летное, выбрал бы это направление или уже нет?

- Знаешь, я даже задумался… В детстве и юношестве – да. Я себя видел только истребителем. Хотя оговорку делал - лишь бы летать!  Вплоть до гражданской авиации. А сегодня…  Я бы не сказал, что я хотел бы быть именно истребителем. Мне очень нравятся вертолеты.  Может потому, что я провел с вертолётчиками  в небе десятки, а то и сотни часов.

Хотя, будучи глубоко в теме, понимаю, что опаснее, чем работа летчика армейской авиации - работы в небе нет. Это те люди, которые работают над полем боя… Нередко под шквальным огнём. Ну, вблизи них, может быть, штурмовая авиация. И больше всего потерь именно среди вертолетчиков. Больше всего боевых наград - тоже у них. Но, к сожалению, среди этих наград слишком много посмертных…

Поэтому не могу однозначно ответить на твой вопрос. В авиацию я бы пошел безоговорочно. С другой стороны, в своем теперешнем возрасте я в каком-то смысле благодарен Богу и судьбе, что все получилось именно так, как получилось.

Да,  в летное училище я не попал, но потом как-то вот дорога через журналистику и через песни все равно привела меня в авиацию. И привела очень глубоко. Ведь на сегодняшний день мне удалось полетать на гораздо большем количестве типов воздушных судов, чем мне бы пришлось это делать по специальности. Это и транспортная, и бомбардировочная, и разведывательная, и армейская авиация…  У меня весьма серьёзный налёт. Ну, ты же знаешь – лётчики про пассажиров на борту говорят, что у них не «налёт», а «навоз» (смеётся). От слова «возить». Поэтому для меня дорогого стоит, когда ребята, с которыми я поднимаюсь в небо  говорят, что у меня именно «налёт», а не «навоз»…

- Как так получилось, что ты стал комментировать авиашоу, кто тебе крылья приделал в этом направлении?

- Это тоже относительно случайно получилось. С летчиками Кубинки я уже достаточно давно дружу. В свое время это была дружба с погибшим в 2009 году Игорем Ткаченко – начальником 237 центра показа авиационной техники. Благодаря этой дружбе мне доводилось часто бывать на их выступлениях.  Как-то в 2007-м году в составе «ВоенТВ» мы   снимали большой показ пилотажных групп в Пушкине. Это был  юбилей 6-й воздушной армии. Там была очень большая летная программа, и комментировал ее мой близкий друг Сергей Соков с Кубинского центра. Я внимательно слушал, как он комментирует. И после  слушал неоднократно. К примеру, на МАКСе.  А потом так получилось, что в 2008 году я полетел с «Русскими витязями» и «Стрижами» на Гидроавиасалон.  Раз в два года он проводится в Геленджике. Параллельно там проходил фестиваль авиакосмической песни, на который я был приглашен. К слову,  стал его лауреатом. Комментировать пилотаж должен был Сергей Соков, но как-то так получилось, что буквально перед отлетом он уехал по службе в другое место. Группы оказались без комментатора.

(С Игорем Ткаченко)

Гипотетически кто-нибудь из летчиков, которые не летали, могли бы озвучить программу, но Ткаченко сказал: «Слушай, ты же журналист, может ты бы нас как-то покомментировал?» Я согласился. Это был мой первый опыт. Считаю, удачный. Было приятно, что после показа зрители  подходили и благодарили за комментарий. С того Гидроавиасалона все и началось. Сначала эпизодически, а потом все чаще и чаще.

Сказать, что я этим занимаюсь на постоянной основе, я не могу. Только если есть время. Мне это очень интересно, но я не сильно стремлюсь к микрофону на авиашоу. Эта работа пагубно отражается на голосе. Потому что одно дело, когда на МАКСе я комментирую, к примеру,  вертолеты – это не сильно шумно. Или Свету Капанину  я традиционно комментирую - она тоже не сильно шумит.  «Русь», хоть и реактивная, но тоже не самая  громкая команда. А вот когда в небе работают «Русские Витязи» и «Стрижи»…  Су-27 или МиГ-29 на форсаже – это что-то! Это сумасшедший грохот. А во-вторых, ты и сам заводишься, это ж азарт, и ты орешь, словно хочешь истребители перекричать (смеется). Поэтому голос сорвать -  на раз-два. Были ситуации, когда действительно потом приходилось его долго восстанавливать.  Но тем не менее, если просят, и если есть возможность - я считаю за честь комментировать лучших пилотажников в мире.

(Когда комментируешь - сам заводишься...)

- Что главное в комментировании, у тебя же есть какая-то заготовка текста плюс импровизация?

- Да, «рыба» конечно есть. К каждому показу я что-то в ней корректирую, но в воздухе все может меняться. И текст  может  меняться по обстановке. К примеру, пилотажная группа приходит зону показа, а в это время меняется направление ветра. Или нижняя кромка облачности просела. Программа меняется по ходу. И у летчиков, и соответственно у меня.

А главное, я считаю, что те, кто на земле, должны слышать о том, что происходит в небе. Если это показ на аэродроме к юбилею какого-нибудь полка, то на лётном поле как правило, подкованная публика. Это ветераны и лётчики,  которые и так прекрасно разбираются в том, что происходит в воздухе. А вот на гражданских показах, особенно на таких, как авиасалон МАКС, где может присутствовать сто тысяч зрителей одномоментно всё несколько иначе. Там комментарий - это как закадровый текст в журналистике. Он  кардинально влияет на восприятие картинки. Да, все видят, что самолеты красиво летают и не более того. И здесь своей главной задачей  я считаю, что необходимо донести до всех зрителей, насколько это непросто, какие это сумасшедшие нагрузки и филигранное мастерство, которое оттачивается годами. Публике нужно рассказывать о самолетах и людях, которые ими управляют. И делать это нужно доступным языком.

- 26 июля у тебя день рождения, и будет концерт в московском клубе. Это уже традиция – работать в свой день рождения?

- Да. Буду петь в «Гнезде глухаря» на Цветном бульваре. Музыканты, особенно из авторской песни знают насколько это знаковая площадка. В этом клубе, на протяжении многих лет я даю четыре концерта в год.  Администрация, или, как я их называю «командование клуба»  держит для меня конкретные даты. Это обязательно 23 февраля. Я даю концерт в честь Дня Советской Армии и Военно-Морского флота. Именно с таким названием и не иначе.   8 мая –  концерт в честь Дня Победы.   26 июля выступление на свой день рождения. Ведь начинается следующий год жизни, а есть примета – как встретишь год – так его и проведёшь! (улыбается)   Ну, а дата осеннего концерта слегка плавающая. Где-то в октябре-ноябре. И называется он именно так – «осенний концерт». Хотя, учитывая, что 28 октября День Армейской авиации, некоторая «вертолётная доминанта» на этом выступлении присутствует.   В отличие от всех выступлений, где в основном звучат авиационные песни, на концерте, приуроченном ко дню рождения, я позволяю себе петь больше лирики. Ведь у меня есть, как я их называю, и «гражданские песенки».

- Будут ли премьеры?

- В большинстве своем это будут песни, которые все хотят слышать. Что касается новых песен – одна точно будет, еще не исполнялась. Мне хотелось бы  писать больше… Но в крайнее время за год я пишу не больше двух-трёх песен. Может быть это тоже по-своему хорошо… Если заглянуть в обозримое прошлое, лет на пять-десять назад, то за эти годы, пусть я и немного песен написал, но они не стали разовыми что-ли… Скажем так, ротируются на моих концертах – всегда просят исполнить.

- И тем ценнее каждая песня… Не буду поздравлять заранее, но с удовольствием пожелаю душевной ламповой атмосферы и отзывчивых зрителей на концерте в день рождения.

- Спасибо! Будем жить!

Фото из архива Николая Анисимова

(Все фото при клике на них раскрываются)

UPD: Концерт Н. Анисимова в московском клубе «Гнездо глухаря» перенесен по техническим причинам с 26 июля на 20 сентября!