Игорь Родобольский: "Подвиг нельзя планировать"

Сегодня на канале интервью с уникальнейшим летчиком. Игорь Олегович Родобольский – полковник запаса ВВС РФ, вертолетчик, Герой Российской Федерации, занесен в книгу рекордов Вооруженных сил РФ как обладатель максимального количества государственных наград, полученных одним военнослужащим. Выполнял боевые задачи в Афганистане, Чечне и других  горячих точках. Автор ряда тактических приемов по применению боевых вертолетов в горной местности.

- Игорь Олегович, вы родились в семье врачей, и поэтому логично напрашивается профессиональной путь по стопам родителей, почему вы решили вдруг стать летчиком армейской авиации?

- Я родился в Белоруссии, жил в Новополоцке, учился в Витебском аэроклубе ДОСААФ. Когда первый раз поднялся на вертолете в воздух и с высоты птичьего полета посмотрел на нашу землю, эти леса, поля, озера. Знаете, какая дорогая она стала? Я буквально заразился полётом. Вот поэтому и армейская авиация – она связана с полетом. Захотел стать летчиком, поставил цель и поступил в Сызранское высшее военное авиационное училище. Кроме того, родители медики – спасали жизни людей. Мне тоже довелось спасать жизни наших солдат и офицеров. Наверное, это гены.

- А какие, на ваш взгляд, качества должны быть у летчика армейской авиации?

- Если судить по себе, мне очень нравилось учиться в училище и нравилось получать те умения, которые действительно необходимы летчику. Это прежде всего профессиональная подготовка, тактическая подготовка, физическая подготовка… Получается, должны быть желание и любовь заниматься всем этим.

- То есть надо любить учиться?

- Ну да, наверное, потому что знаете, как было: допустим, заканчивается курс лекций. Четыре, шесть, а иногда и восемь часов сидишь в аудитории, ну перерыв на обед небольшой… и потом, когда заканчиваются все занятия, я беру все конспекты лекций, что нам читали, иду в аудиторию и сажусь перелопачиваю… Мне очень нравилось учиться, хотя тяжело было, честно говорю. Много таких технических дисциплин было… Термодинамика, аэродинамика – довольно сложные предметы…

- У вас более 1700 боевых вылетов. И первые из них вы совершили в Афганистане, что вам там запомнилось больше всего?

- Я был командиром вертолета, когда меня отправили в командировку в Афганистан на год. Первые несколько дней мы летали с инструкторами, которые уже по полгода там были, такие уже немножко обстрелянные… Они нас готовили больше морально, чтобы мы не боялись. Потому что летишь где-то в горах, в ущелье, и ждешь, что сейчас по тебе начнут стрелять. Это ж передовая, и там присутствует такой эмоциональный барьер… или психологический, не знаю, но надо его преодолеть и потом все пойдёт нормально. И наши ребята-инструкторы помогали преодолеть этот барьер. Это, конечно, запомнилось.

- Когда читаешь в интернете описание ваших боевых операций, каждая кажется невероятной. В вашей памяти какая из них самая яркая что ли...

- Знаете, их было очень много, в интернете написано далеко не все. Поэтому… в бою яркости нет никакой, когда идет бой, когда летишь и садишься в гущу бандитов, забираешь наших ребят... А вот для боевиков, может, и есть яркость - они часто не ожидали такой наглости от нас…

- Выходит, наглость - хорошая тактика иногда. А вообще, как вы считаете, сильно ли изменилась современная тактика применения боевых вертолетов, и если изменилась, то в чем?

- Все совершенствуется, можно долго об этом говорить, но, вообще, когда создаются новые модификации самолетов, вертолетов, да, тактика может меняться в нюансах, но существенно она не меняется. Я разработал ряд тактических приемов, которым обучил своих летчиков… Это первая и вторая чеченские, Дагестан, Абхазия. Кому-то это спасло жизнь. Например, такой прием: если летишь, допустим, на эвакуацию и необходимо сесть на горушку небольшую – высокую, но при этом очень маленькую – то если ты будешь садиться по траектории выше, чем она сама находится, то тебя сразу собьют. Я делал так: по подножию снизу вверх поднимался и забирал ребят или что там надо было, и боевики меня не видели.

Еще один приём – из облаков ночью куда надо выныривать… я много раз это делал, тоже ребят обучил. Вот, например, наши ребята попали в окружение, идет бой, их надо вытаскивать естественно, потому что там раненые и двухсотые… ночь и сплошнейший туман. Пробиваешь облака, там буквально до них метров 200, а дальше горы… но надо их найти. (Далее речь идет об эвакуации из Аргунского ущелья – прим. автора).

Когда связь появилась, говорю: «Мужики, вы ракету зеленую пустите, чтобы я видел примерно, где вы находитесь». Они: «Мы не можем, потому что идет бой и нас еще точнее обнаружат…» Там со всех сторон было очень много боевиков и наша группа порядка 15 человек. Хорошие мужики. «Вымпел», по-моему… и ракету они всё-таки пустили. И я увидел эту ракету. Направление как раз у меня было примерно - ракурс +/- 30 градусов, штурман снял координаты, сделали заход, и я в тумане плюхнулся на этот пятак. Где-то 15 метров получилось от наших ребят. Они успели запрыгнуть на борт, и я улетел…

- Еще один вопрос о приемах. Как вам удалось увернуться от ракеты ПЗРК?

- Главное вовремя увидеть пуск. Ракета летит секунд 10 максимум, даже меньше. Надо сделать противоракетный маневр в сторону ПЗРК, то есть ракеты, и немножко уйти в сторону, тогда она пролетит мимо.

- А какой вертолет вам нравится больше всего, если не брать его технические характеристики, а просто – вот нравится и все.

- Вы знаете, я летал только на вертолетах Ми-8. Хотя в ДОСААФе начинал летать на вертолете Ми-1 с бортовым номером 13.

- Да, необычно, с учетом авиационных традиций.

- И это число 13 сопровождало меня по жизни. Вроде как-то оно помогает что ли (смеется).

- А талисман свой был у вас?

- Ну как талисман? У меня крестик висел. И приклеенная была икона Богоматери в кабине вертолета… Я вообще-то сначала не верил. А потом стал думать, что кто-то все-таки там наверху за мной присматривает. С одной войны живой вернулся, со второй, третьей…

- Какой у вас был боевой позывной?

- Три-полсотни. 350… Ну и я когда приходил на аэродром или на площадку, всегда обнимал, целовал вертолет, разговаривал с ним…

- Какая, на ваш взгляд, у вертолетчиков самая интересная неофициальная традиция?

- Неофициальная? Ну я считаю, не то что самая интересная, а самая дорогая… когда встречаешься с боевыми друзьями, с которыми воевал вместе, служил, вспоминать тех, кого больше нет… Тут не объяснишь словами…

- Я понимаю… А вот скажите, как разбавляют летчики вертолетов: 70 на 30, или 50 на 50?

- Ну… 50 на 50 (засмеялся). А вы это к чему спросили?

- Ну раз мы про неофициальные традиции…

- А вы, кстати, смотрели фильм «В бой идут одни старики»?

- Конечно.

- Это один из моих любимых фильмов… Вот там, кстати, каждый вечер 100 грамм боевых. В Афганистане, в чеченских кампаниях, мы примерно так же делали каждый вечер. Но не больше 100 грамм. Это чтобы снять стресс, нервы успокоить после боевых вылетов. Действительно помогало.

(В этом месте ФБ не может не передать привет всей АБ Хмеймим, конечно, её руководящему составу и представителям Военной полиции)

- А как часто в боевых вылетах вам приходилось импровизировать?

- Каждый вылет – он своеобразный. Вот, допустим, по ущелью ты летишь, по тебе начался огонь боевиков, что делать? Ты дальше не полетишь. Необходимо такую импровизацию сделать, чтобы развернуться на 180 градусов и уйти назад, и вертолету бедному так достается (смеется). Были такие моменты и очень много. Я бы даже назвал это принятием нестандартных решений.

Вот есть, допустим, у каждой модели самолета, вертолета, танка и т.д. запас прочности, заложенный конструктором. Но есть еще небольшой диапазон, который можно использовать выше этого предела прочности. Вот этот диапазон я использовал несколько раз, и это спасало жизнь. Просто выжимаешь из вертолета то, что не предусмотрено ни одной инструкцией, ни одним регламентом, ничем.

- Какой-то пример можете привести?

- Ну вот в ущелье разворачивался так, что не просто испугался, а скорее…

- …Не ожидали, что вертолет на такое способен?

- Да, не ожидал, но потом использовал это еще не один раз, потому что знал, что это можно сделать и ребятам-летчикам тоже сказал: «Мужики, если что-то такое случится, то не бойтесь, делайте, вертолет выдержит…»

- То есть можно сказать, что вам помогало великолепное знание техники? Потому что когда читаешь описание, что вы делали, есть ощущение, что это фрагменты фантастической книги какой-то…

- Да ну, какая фантастика. Но училище я закончил с отличием и вертолет изучил досконально до каждого шурупа, скажем так. Это, конечно, очень помогало…

- А скажите, пожалуйста, использовали ли вы какие-то кустарные улучшения в своих вертолетах на войне?

- Нет, такого не было…

- И все-таки, были ли у вас такие случаи, что вы прямо в процессе работы понимали - то что вы сейчас делаете, это, по идее, невозможно.

- Знаете, обычно не думаешь о себе, когда летишь, и только от тебя зависит жизнь людей. Потом уже, когда выполнил задачу, возвращаешься живой, с пробоинами и потом приходишь в палатку или казарму, тогда сидишь и анализируешь, все что было. И думаешь: фанатик какой-то или черт его знает, что это было… Я же мог там с вертолетом и экипажем в горах не один десяток раз рухнуть…

- Ну да, описание, как вы прислонились к горе на два колеса и приняли раненых, звучит невероятно.

- На самом деле я тогда на одно колесо прислонился. Так уже делал в Афганистане. Но для этого техника пилотирования должна быть такая, я бы сказал ювелирная, если ошибешься – можно убиться. Горы ошибок не прощают, это мне сказали еще в Афганистане. Нужно быть очень внимательным, очень сосредоточенным, ну и смелым в принятии решений.

- Вы не раз возвращались с заданий с повреждениями и пробоинами, а какой случай самый-самый?

- Когда пробили бензобак, наверное. За мной тянулся такой длинный шлейф. И топлива хватило только-только чтобы дотянуть до точки. Это было в районе Урус-Мартана. Я сел, и в буквальном смысле последние капли утекли в песок. Подошел Шаманов Владимир Анатольевич, командовавший тогда группировкой наших войск, ну что тут у тебя, а я в кабине весь бледный сижу – ну вот, считайте пробоины, он посмотрел – ёлы-палы…

- Ощущает ли летчик в такие моменты страх или, наоборот, реакция обостряется?

- Только ненормальный нездоровый человек страх не испытывает… меня три раза сбивали, я садился в горах,.. но я не хотел бы об этом рассказывать. Тяжелые воспоминания. Конечно, когда знаешь, что ты сейчас можешь упасть, страх есть. Но я об этом не думал, я просто выполнял свою задачу, а вот потом, когда анализировал, становилось не по себе…

- То есть уже потом становилось страшно за пережитое?

- Ну видимо так (смеется).

- Философский вопрос - на ваш взгляд, что ценнее: долгая добросовестная служба или какой-то единичный рывок за пределом человеческих сил, подвиг.

- Я думаю, что добросовестная служба, нормальная работа. Но если будет необходимо, если сможешь сделать этот рывок, как вы говорите, – это надо сделать обязательно…

- Где, по-вашему, проходит граница между хорошо выполненной работой и подвигом?

- Подвиг ни в коем случае нельзя планировать. Не надо планировать какие-то награды, звания и т.д. Надо выполнять свой долг так, как положено, и если государство тебя оценивает, ну значит так должно быть…

- Скажите, пожалуйста, вот если бы сейчас можно было все вернуть назад, пошли бы снова в летчики?

- Интересный вопрос… Видимо, да.

- А на ваш взгляд сейчас профессия военного летчика является престижной?

- Я считаю да, конечно.

- Как получилось, что вы возглавили региональный центр патриотического воспитания в Екатеринбурге?

- Существует президентская программа по созданию таких центров. Наш был создан в 2013 году и мне предложили его возглавить. Благодаря этому центру я постоянно общаюсь с молодежью, рассказываю им о службе, у нас проходит много самых разных мероприятий. Вот, завтра ближайшее – Свеча Памяти (интервью было взято накануне 22 июня – прим. автора).

- Скажите, пожалуйста, каков в ваших глазах портрет нынешнего выпускника – будущего пилота с учетом того, что вы сейчас наблюдаете. И что вы им говорите сейчас, а что говорили 15 лет назад.

- Давайте я вам приведу пример. Когда я общаюсь с молодежной аудиторией, спрашиваю у ребят, кто из вас хочет посвятить жизнь защите Отечества, стать профессиональным военным в любой сфере – летчик, танкист… все равно. Так вот, 15 лет назад руки поднимали 15 процентов максимум. Сейчас, когда задаешь такой же вопрос, поднимают руки процентов 30. Это прогресс. Тем более престиж армии сейчас возрос. В нашем центре есть структурное подразделение – областной призывной пункт. Призыв составляет примерно около 4 тыс. человек весной и осенью, и отбоя нет. Все хотят служить в армии.

- Тогда чтобы вы посоветовали молодым людям, которые стоят на перекрестке у камня с надписью: «направо – вертолеты, налево – «свистки», прямо - боинги и айрбасы»?

- Честно? Я бы посоветовал вертолеты все-таки… Я очень много рассказываю ребятам о вертолетах, о работе, о том, как офицеры служат…. О войне рассказываю, только когда спрашивают… Без особого удовольствия рассказываю о войне… Но посоветовал бы армейскую авиацию.

- Как вы любите отдыхать, есть ли у вас какие-то особые места, где вы набираетесь сил.

- Отдыхать? Наверное, как и все мужчины. Я люблю рыбалку. Иногда охочусь. Очень люблю собирать грибы. Люблю отдых на море. Вот в августе поеду в Геленджик, буду там отдыхать с внуком.

- Есть ли люди, которые вас вдохновляли, были для вас примером?

- Да, конечно. Во-первых, это мои деды, которые сражались в Великой Отечественной войне. Они не имели отношения к авиации, но они оба были орденоносцами… Также это Трошев Геннадий Николаевич, который, к сожалению, погиб в авиакатастрофе 10 лет назад. Еще Шаманов Владимир Анатольевич, я уже его упоминал. Он сейчас депутат, председатель комитета Госдумы по обороне.

- Что бы вы пожелали военным летчикам, которые сейчас несут свою службу?

- Совершенствовать свою боевую подготовку, любить свою Родину и людей, которые рядом.

Фото Евгения Ружникова и из личного архива И. О. Родобольского

Все фото при клике на них увеличиваются